Начало игры

[Kim]

Солнце беспощадным шаром огня стоит высоко в небе, и ты чувствуешь себя изжаренным, когда приходишь наконец на автобусную остановку перед аптекой Осборна. Какое это облегчение: поставить тяжелые чемоданы и снять на время шляпу. Ты обмахиваешь ею лицо. Это было длинное лето здесь, в твоем родном городе, и к тому же, удивительно безлюдное. Ты смотришь через дорогу на неряшливую мясную лавку, бакалею с полинявшим навесом, и облезлый табачный киоск. Прохожие с недоверчивыми лицами окидывают твою одежду и багаж злыми взглядами. Это твои родители решили жить здесь, не ты. Ребенком ты был здесь счастлив, среди домов Провиденса с белеными стенами и покрытыми листвой погостами, но теперь...
Возможно, эта новая работа в Аркхеме даст тебе те перемены, которые тебе нужны. С другой стороны, все кого ты когда-либо знал, живут здесь. В Аркхеме же ты не знаешь ни души. В последний раз ты спрашиваешь себя, верно ли ты поступаешь. Ответ перед тобой. Никто из твоих друзей не пришел проститься. Ты - один. Какие бы испытания ни ждали тебя в Аркхеме, это будет новая жизнь, новая и смелая.
Небольшой серый автобус подъехал, тарахтя, к остановке. Ты водрузил шляпу на место и взял чемоданы.



Итак, поехали! Как и было обещано - это обучающее приключение, в котором будет рассказано о механике Зова Ктулху.
Урок первый: Сеттинг. Классическим для СоС считается период 1920-х годов в США и других странах, но в основном это северо-восток США, где жил и творил Говард Ф. Лавкрафт. Это и реальные города, такие как Бостон или Нью-йорк, а также выдуманные Лавкрафтом Аркхем, Данвич и другие.
Атмосфера, типичная для игр в СоС чувствуется уже здесь: унылость, безысходность, мрачность, затхлость, неизвестная опасность и т.д., и т.п., все эти слова отлично подходят для того, чтобы описать мир Лавкрафта.
Для прочувствования атмосферы более глубоко рекомендуется почитать что-нибудь из Лавкрафта или Дерлета, а также компьютерная игра Call of Cthulhu: Dark Corners of the Earth.

Вы продумываете общую концепцию персонажа, привязывайтесь пока только примерно к профессии. Затем каждый игрок здесь делает свой ход, и садится в автобус. Если есть картинка персонажа - прикладывайте к посту, аватарки менять не надо с учетом скоропостижности модуля и соло-игры.

Далее для каждого будет свой отдельный скрытый раздел (стартуем в понедельник).

[Теодор 'Желатин' Жалов]

Несмотря на палящее солнце, Крейтон Левард кутался в драповое пальто с поднятым воротником и норовил натянуть шляпу едва ли не на нос. Тяжелый саквояж с его вещами стоял рядом. Детектив достал из кармана сигару, отщипнул перочинным ножом кончик, чиркнул спичкой и закурил. Подавив приступ кашля, он сплюнул на мостовую и прислонился к фонарному столбу, прикрыв глаза и вспоминая события недавних дней…

* * *

Этот клиент был похож на многих других, которые подозревали своих жен в измене и приходили к нему в офис с просьбой собрать доказательства. Маленького роста, с залысинами по бокам головы, в дурацких круглых очках, он положил на стол Крею фотографию уверенной в себе женщины с модной короткой стрижкой и жалобно затянул стандартную песню, которую детектив слышал десятки раз. «Поздно приходит домой», «звонят какие-то мужчины», «ничего мне не говорит» и все такое прочее.

Левард покрутил фото в руке. Тряпкообразный рогоносец выглядел вполне типично для своего класса, а вот про его жену такого сказать было нельзя. Холодный взгляд, на лице читается привычка командовать. Насколько Крей разбирался в людях, карьера и амбиции у таких обычно заменяют секс. Расспросив клиента о деталях и взяв у него десять долларов на текущие расходы, детектив выставил того за дверь, чтобы не слушать унылые жалобы на жизнь.

Дамочка была активисткой местного движения «За освобождение женщин» – как понял Крей, это какие-то недобитые суфражистки качали права – и формально пропадала вне дома по этой причине. Спустя неделю слежки, Крей оказался на окраине города, в районе каких-то складов. Он уже понял, что дело тут совсем не в супружеской измене, но свойственное всем детективам любопытство требовало докопаться до сути. Левард до поздней ночи просидел в кустах, за грудой старых ящиков, борясь с голодом, жаждой и мочевым пузырем, но в итоге его долготерпение было вознаграждено: послышался звук моторов, к складу подъехали грузовик и легковой студебекер. Крей узнал голос своей подозреваемой.

Двери склада открылись, в грузовик начали загружать какие-то ящики. Света, не считая пары керосиновых ламп, почти не было, люди работали в полумраке. Пока одни грузили характерно позвякивающие контейнеры, дамочка и еще один тип, чье лицо терялось в темноте, разговаривали о чем-то в сторонке. Крей нацелил камеру, затаив дыхание насыпал магниевой смеси, чиркнул спичкой…

Вспышка на долю секунды превратила ночь в день, осветив студебекер, крытый грузовик, несколько неопрятного вида типов с ящиками, из которых торчали горлышки бутылок, подозреваемую и ее собеседника, смотрящего прямо в сторону фотографа. Последовали крики, заметались лучи новомодных электрических фонариков, кто-то заметил и выпустил очередь из «томми-гана» по шляпе детектива, которую тот минутой ранее предусмотрительно положил в стороне на ящики футах в двадцати от себя.

Крей поспешил было ретироваться, но вдруг понял, что сбился в темноте и запутался в лабиринтах складов, заборов и зарослей. В спину били лучи света, гремели выстрелы. Левард выхватил свой верный кольт и, отстреливаясь, занял оборону за кучей металлического мусора. Сложно сказать, чем это все закончилось бы, но послышался звук полицейской сирены, и бутлегеры поспешили скрыться. Прибывший патруль, по чистому везению оказавшийся рядом на тот момент, забрал Крея и привез его в участок.

Только там детектив понял, как крупно ему повезло: не считая порванной в лоскуты шляпы, его пальто было прострелено в трех местах.

Главу полиции Провиденса, Джейкоба Джонсона, Левард в силу профессии знал хорошо. Выдернутый из постели, старина Джейк не был особо рад поступившей информации и потребовал, чтобы Крей немедленно обработал отснятое. Необходимые реактивы в полиции имелись, так что остаток ночи детектив проявлял пленку и распечатывал фото. Снимок получился отличный: четкий, контрастный, с президентом городского совета, глядящим прямо на зрителя.

Крейтон почувствовал, как сильно заколотилось сердце. Если удастся это раскрутить, шороху будет на весь штат. За такой кадр ему в любой редакции предложат круглую сумму. Если, конечно, он сумеет до этого светлого момента дожить. Джонсон был такого же мнения:
- Крей, тебе надо уехать из города. Надолго, - глава полиции, прищурившись, изучал фотографию. – Это все очень серьезно.
- А ты что будешь делать?
- Это уже мои проблемы, что с этим делать.
- Тут ведь скандал на миллион: глава женского движения и президент городского совета крышуют бутлегеров! В любой газете с руками оторвут…
- Да тише ты, - цыкнул на него Джонсон, зыркнув в сторону двери своего кабинета. – Голову тебе с руками оторвут, если не исчезнешь из города до обеда.
- Ты что, хочешь замять все это?
Джейкоб покачал головой:
- Ни в коем разе, - по голосу начальника полиции Крейтон понял, что такой шанс на повышение тот не упустит. – Но ты, Левард, до момента, когда эта парочка сядет напротив присяжных, не доживешь. Они не дураки, два плюс два сложат быстро.
Джонсон помахал фотографией:
- Людей, способных такое отснять, в городе по пальцам пересчитать. Собирай свое барахло, я попрошу парней, тебя отвезут домой и потом на станцию.
- Послушай, ну хоть денег мне подкинь за работу! – Крей почувствовал, что нелегкие плоды его трудов уплывают из рук. – Скажешь, что вел эту группу давно, что нанял профессионального фотографа, который с риском для жизни получил доказательства. Собственно, это почти все правда, если не упоминать, что нанял ты меня задним числом. Я оставлю тебе негатив и снимок, но, черт побери, Джонсон, неужели я в итоге ничего не получу?
Джейк вздохнул:
- Ты точно не хочешь перейти под мое командование? Ветеран войны, да еще с твоими талантами, у нас может рассчитывать на хорошую карьеру.
Крейтон покачал головой:
- Нет, спасибо, я работаю один.

Джонсон отпер сейф, достал оттуда пачку банкнот, отсчитал двадцать пятидолларовых купюр и положил их на стол:
- Когда-нибудь твое везение закончится, Крей. Давай сюда свой негатив.

Торговаться Крейтон не стал – он слишком устал. Сборы были недолгими.

* * *

Левард отвлекся от воспоминаний и снова затянулся сигарой. В некогда простреленном легком неприятно кольнуло. Тарахтящий автобус подкатил к остановке. Крейтон потушил сигару и экономно спрятал ее в карман. Поправив на голове новую шляпу, он взял саквояж и, отбросив последние сомнения, зашел в автобус. На дне саквояжа, в бутылочке с этикеткой «экстракт спорыньи» было налито запрещенное виски. Всего несколько глотков крепкого алкоголя вместе с капелькой кодеина, и он погрузится в спокойный сон, пока автобус увозит его из родного города. Прощай, Провиденс, здравствуй, Аркхем.

[Klaud]

Амос Гор
Антиквар
34 года
Амос в юношеском возрасте полюбил историю и искусство, в отличии от работы, к которой пытался приучить его отец. Он с удовольствие читал книги по истории и о развитии искусства от древних времен до настоящего времени.

Поскольку работать Амос  так и не полюбил, а родители настаивали на том, чтобы Амос занялся работой, он решил открыть свою антикварную лавку. Деньги на лавку он занял у родителей. Как ни странно, но лавка стала давать доход, что позволило в скором времени отдать долги и продолжить вполне обеспеченную по местным меркам жизнь, не обременяя себя тяжким трудом.

Настоящей страстью Амоса были вещи с востока, которые сохраняли своё качество через много лет. Он знал всех немногих коллекционеров в округе, с которыми периодически встречался, дабы обсудить те или иные аспекты искусства.

Но со временем, если плыть по течению, иногда это течение может принести тебя в болото, в котором и оказался, как ему казалось, Амос. Разговоры о искусстве с другими коллекционерами уже не приносили удовольствие, все те же люди, все те же мнения, мысли. В лавку уже заходило не так много народу, новых вещей почти не появлялось. Вот и сейчас за целый месяц в лавке не появился ни один новый предмет.

Поразмыслив над ситуацией, Амос решил, что все дело в этом затхлом городе, который не может дать ничего большего, и лишь смена места, новые люди,  новые возможности могут дать так нужный ему глоток новых впечатлений.
Он решил переехать и открыть новую лавку в другом городе, чтобы все было как раньше, повторить все те ощущения, когда он только открыл свою лавку.

Устроив аукцион, он продал большую часть своих вещей, за исключение конечно тех, что он ценил и действительно любил. Оставив их в хранилище, он намеревался вернуться за ними позже, когда освоится на новом месте и перевезет их с собой.
Взяв деньги и несколько антикварных украшений, которых как он считал должно хватить для привлечение внимания, он отправился на автобусную станцию, в надежде, что сможет поменять свою ставшую серой жизнь.

Взяв чемоданы Амос сел посредине автобуса у окна и стал смотреть на мелькающие за окном пейзажи.

[Neruman]

     Даниэль Эшвуд с тревогой размышлял над своим туманным будущим. Долгожданная степень, в жертву которой были принесены восемь лет, три перспективных предложения и три четверти наследства от матери, наконец-то была у него в руках, но о размеренной и спокойной жизни приходилось только мечтать. Пять лет назад почил отец Даниэля - Мартин Эшвуд, сдавшись на милость долгой и мучительной чахотке. Доктор Алан Биркхем мог только развести руками, но малышка Миранда Биркхем всё ещё не нашлась, а других хороших врачей в городе не было. Два года назад Дебора Айсвинг сбежала в НьюКасл с богачом на новом Порше, не смотря на то, что она обвенчалась с наследником Эшвуда всего за две недели до побега. Эшвуд не винил девицу - Брукквиль был слишком тесен для её амбиций, а сам он едва ли мог насытить её аппетиты. Вот только Бруна Айсвинг была уже в возрасте, и Даниэль периодически навещал свою несостоявшуюся тёщу, но, увы, и этому общению не суждено было продлиться долго. Последним человеком, которому мог довериться Эшвуд был Стефен Тирг - сокурсник, друг и просто приятный человек. Дважды Тирг спасал Эшвуду шкуру. Однажды - буквально вытащив из болота во время осеннего пикника. Затем та история с револьвером шерифа... Но три дня назад Стефен зашел не в тот бар. Конечно, Старый Пью хотел лишь произвести впечатление на свою даму, но одним движением руки старик загубил не одну жизнь.
     Отдав дань памяти близким, Дэниэль обещал больше никогда не возвращаться в этот проклятый богом Брукквиль. Вещей было немного - уместилось в два чемодана. И только степень он держал при себе, словно ориентир к жизни без горестей и потерь. Да и что теперь могло пойти не так?

[Азъ]

Дневник Клода Кастелло: 25 августа 1922 года, пятница.

  Удивительно, как внешняя обстановка может диссонировать с твоим внутренним настроем. На улице август: жара, солнце печет вовсю, как будто находишься в духовке, а внутри тебя все заледенело от какой-то поганой тоски. Такое чувство, что кто-то плюнул на твою могилу. Я никогда не был хлюпиком, да и суеверьями не балуюсь, но что-то в этом деле с самого начала не давало мне покоя. Эта странная женщина, производящая впечатление ведьмы из книжки для детей, она искала своего мужа. Полгода назад он уехал на заработки в Аркхэм, первое время писал, потом исчез. Я сталкивался с такими историями десятки раз. Рутина, думал я, очередной старый кобель, сбежавший на поиски приключений. Если учесть внешние данные его благоверной, история выходила простая и понятная. Выходила, пока я не увидел письма. Их писал явно нездоровый человек. То, как он строил предложения, как подбирал слова… В общем, не хотел бы я вести с таким человеком светскую беседу.
  Впрочем, здесь, в Провиденсе дела у меня в последнее время шли ни шатко ни валко. В прошлом месяце – так полный голяк, Дженни даже шутила, что пора закрываться… Пока еще шутила. А вот мне было не до шуток, поэтому за новое дело я схватился как за спасательный круг, даже несмотря на предчувствие. Вообще, я доверяю своему внутреннему голосу, научился на войне. Если бы не он, гнить бы мне сейчас под Сен-Миелем; вместо пули в сердце я отделался лишь раздробленным плечом. Пустяки, зато теперь я могу предсказывать погоду. Вот и сейчас, мое внутренне я кричало: «брось это», но я не мог, надо платить за офис, плюс еще кое-какие траты. Дженни вообще не видела зарплаты вот уже второй месяц. Другая бы на ее месте давно плюнула и помахала мне ручкой, а эта терпит. Милая девочка, она явно заслуживает куда лучшего места, и более соответствующего ее способностям. Беда в том, что без нее я как без рук. Вот и сейчас, пока частный детектив Кастелло едет в Аркхэм, Дженни будет уговаривать мистера Майлса подождать еще недельку. Она справится, я уверен. А вот справлюсь ли я? Странный вопрос, я никогда не задавался им раньше. Стареешь, Клод, стареешь. Наверное, это из-за жары. Впрочем, все скоро поменяется, плечо уже ноет – верный признак надвигающейся непогоды.
   В портсигаре две сигареты; одна сейчас, другая в Аркхэме. В резерве - фляжка с виски. Неплохо для начала. Я закурил, надо успокоить нервы. В конце концов, переживать бессмысленно, я сделал выбор и мне ничего не остается, как довести дело до конца, получить деньги и жить долго и счастливо. Снова дернуло в плече, я посмотрел на темнеющий край неба, приближается буря.

[Соффорт]

Рабан Мецгер протёр чистым платком своё недавнее приобретение - новомодные тёмные очки - аккуратно надел их и посмотрел прямо на слепящее дневное августовское солнце. Как врач он знал, что незащищённым взглядом такое баловство безвредно считанные секунды, после чего зрение может необратимо повредиться. Но новомодный аксессуар, который было так сложно достать, прекрасно защитил уже немолодые, но всё ещё зоркие глаза. Чувствуя как волны тепла растекаются по его лицу, он торопливо опустил голову и надвинул котелок. С наступлением осени жизни, следовало беречь кожу лица от пагубного влияния. Доктор старался поддерживать себя в хорошей форме и внешне и интеллектуально, несмотря на прошедшие более чем полстолетия жизни. И пусть ампутационную пилу он доверял хоть и глуповатым, но молодым ассистентам и всё меньше медсестёр скрашивало скучные дежурства кокетничая с ним, при необходимости Рабан справился бы и с пилой и с медсестричкой. Хотя на двух сил могло уже не хватить.

Мецгер только что вышел из аптеки, где попрощался со своим почти коллегой Осборном. Некоторое время болтали, вспоминая былые деньки, когда оба только познакомились в рамках профессиональных отношений. Хоть близким другом Осборна назвать было сложно, всё же кольнуло осознание, что уже нельзя будет отправить пациента с рецептом, в котором тонко затаилась профессиональная шутка на латыни для аптекаря. Такого чувства не было даже тогда, когда Мецгер уезжал из штатов на родину предков - Германию, где изучал передовые практики европейской медицины. К сожалению, пришлось сбежать назад, в родной город, от набирающей обороты военной машины, которая в любую секунду могла подмять под себя и опытного, крайне необходимого на фронте врача. А вот фронт Мецгеру был как собаке пятая нога. Он как-то присутствовал на подобном эксперименте и убедился, что собака с пятой ногой живёт крайне неуклюже, жалко и недолго. Собственно, этот чахлый городишко тоже напоминал собаку. Грязную, голодную, хромую, блохастую собаку. Поэтому телеграмму от дальнего родственника по матери, с которым уже много лет никто не поддерживал контакт, Рабан воспринял как судьбоносный знак.

Открыв портмоне, доктор достал этот обрывок бумаги. "ДР МЕЦГЕР НУЖНА ПОМОЩЬ ТЧК СЕРЬЁЗНО БОЛЕН ТЧК МЕСТНЫЕ ВРАЧИ НЕ ПОМОГУТ ТЧК ГОЛДУОТЕР". Немного информации, но Генри Голдуотер жил в Аркхэме, а Аркхэм это Мискатоникский университет, в стенах которого можно было продолжить оттачивать своё мастерство не хуже, чем в Европе. Рабан помнил восторженные рассказы однокашников, которым довелось пусть ненадолго побывать там, а также угрюмого, но поражающего своей эрудицией, грузного как медведь, но удивительно ловко рассекающего скальпелем профессора, впервые показавшего им устройство человека в анатомическом театре. По слухам тот был крайне доволен, получив приглашение в Аркхэм и не колебался ни минуты.

Конечно, это было тридцать лет назад и всё могло измениться, но автобус уже приехал, проезд оплачен, место занято.